Франсуа и Мальвази. II том - Анри Коломон

Между тем шевалье д’Обюссон подходил к ним и граф де Гассе выступил к нему на два шага.

– Послушай, Франсуа, тебе не кажется, что ты разошелся в размахе души, и нам остается только разойтись по камерам чтобы не подводить д’Олона под петлю за просто так?

Шутливость графа холодным душем обожгла их сознание. Но нет! Об этом не могло быть и речи! Идти до конца!

К шевалье подступили Рено и Фернандо, последний с таким тюремным акцентом назвал его своим начальником, что могло показаться: сидел он с уголовниками, и даже манеры поведения приобрели соответствующие резкие и вызывающие черты. Шокированный Франсуа, задержав на его нахальном лице взгляд, оторвал свою уцепленную руку и перевел взгляд от неуместной в данном случае восторженности. Граф д’Олон предупреждая слова шевалье сам двинулся идти наперед, вести людей за собой и они все втроем направились на передний край. Рено было сказано организовывать идущих сзади.

Толпа двинулась за ними сразу, как только об этом было сказано. Шум шагов заглушил все максимальные предположения об этом шуме. Конец коридора. Капитан де Фретте воспользовавшись тем, что д’Олон задержался, доставая запрятанную веревочную лестницу из-за простенка и первым подошел к углу левой стены, выглянув на лестницу. Никого не было и продолжая освещать дорогу перенятым факелом пошел далее вперед.

Д«Обюссон задержался у края перил лестничного пролета наблюдая за дверью наверху. Граф д’Олон войдя под лестницу и в дверь коморки первым подошел к окну и пока не раскрывая жалюзи принялся привязывать один конец веревочной лестницы к крюку, торчавшему из под стены. Капитан де Фретте освещал огнем факела пока это было нужно. Покончив с делом д’Олон прежде чем поднимать створки жалюзи сказал капитану де Фретте, указав пальцем:

– Уберите паклю.

– Ах, да!

В коморку к данному моменту уже набилось людей достаточно, чтобы переданный раз факел и далее так же пошел из рук в руки, пока вовсе не вышел за двери к хвосту столпившемуся у входа. Де Гассе получив оный, немедленно его погасил об угол между стен.

Пространство небольшой по размерам квадратичной комнаты коморки забилось до предела, заполнили даже углы и поверхности топчанов. Сзади напирали, каждому непременно хотелось туда попасть, от чего о наполненности коморки можно было сказать: битком набитая. Оставшиеся несколько человек вне давки прикрыли временно снаружи двери чтобы вообще никакого света не проникало извне наружу, и граф д’Олон, толкаемый массой взад и отталкивая им же массу, осторожно поднял створки и выкинул вниз моток.

Первым полез через карниз де Фретте. / ему из давки помог выбраться д’Олон /. Капитан должен был внизу удерживать на месте спускавшихся и собирать воедино. Иначе говоря «строить» и «вести». На долю графа было потверже стоять на ногах, упираясь одной рукой в край оконного пролета, а другой вынимая из общей массы очередного отправлять вниз, каждому выговаривая. Чтобы спускался на руках. На ноги не было времени. Не хватало его и чтобы дождаться когда один слезет, отправлял другого. За веревку он не беспокоился, сам лично проверял. Оставалось только надеяться на то, что никто не сорвется и самое худшее, не заорет.

Приходилось ему и опираясь в стену отжимать толпу назад, чтобы на месте у подоконника было хоть немного свободнее. Хотя вскоре на время стало и так свободней. На время, потому что оставшиеся за дверью долго там стоять не собирались и как только представилась возможность ввалились всем числом. Последний из них граф де Гассе, однако прежде чем закрыть за собой дверь вышел обратно и махнул Франсуа рукой.

– Бросай, пошли!

Они последними втиснулись вовнутрь / перед этим д’Олон снова работал рукой / и закрыли за своими спинами дверь. Доктор д’Оровилл находившийся перед ними с ехидным смешком спросил обоих:

– Что вы еще придумали?

Согбенная фигура самого д’Оровилла, вынужденного следовать всем устремлениям более молодых, крепких и здоровых не могла не вызвать усмешки…

Через некоторое время Франсуа д’Обюссон почувствовал за собой что дверь приоткрылась и даже вовсе открыта. Он обернулся…

То был Болл. Он вылез из под лавки; не желая лежать там и не понимая почему нельзя лежать поверх? И он в то же время напрочь позабыл наказ своего начальника, пошел искать удобное для ночлега место. Выйдя впотьмах на лестницу и опустившись он завернул к каморке, желая улечься на тамошние топчаны. Открыл дверь и… открыл от удивления рот. Более того его так поразил сплошной ряд спин и множества голов, /и все это шевелящееся и гудящее как пчелиный рой/, продолжая удивляться он почувствовал, что ноги его стали подкашиваться и Болл осел назад, /тут только дверь и раскрылась настежь /.

– Закройте дверь… – донеслось откуда-то спереди.

Его язык, как свинцовый, пропустил лишь простейшее «а?». Скулы свело как от ледяной воды. И зелье действовало. Для слабонервного такая неожиданность могла бы кончиться апоплексическим ударом. Для Болла кончилось все тем, что обернувшийся Франсуа заметил его и ступив через порог накинулся на него, схватив и сжав руками горло. У него вытаращились глаза и наполнились слезами. С зажатым ртом он был затащен ко всем. Это уже было вообще – бардак. С прибавлением Болла из-за его задницы дверь еще долго не могла плотно прикрыться. Но в каморке уже начало разрежаться, появились свободные места. Та расторопность, с какой на спуске работал граф д’Олон не могла не сказаться на деле, но разок он переусердствовал настолько, что на веревочной лестнице оказалось спускающимися сразу трое и лез четвертый. Пеньковые веревки натянулись как струны, такое плохо могло кончиться. Он стряхнул четвертого с подоконника и перегнувшись через него наружу схватил за шкирку третьего, не успевшего спуститься достаточно, приподнял, легко удерживая его на весу.

Пока он так держал, луна хоть и не полная, вовсе вышла из-за больших черных туч, которые гнал по небу усиливающийся с моря ветер. Новая черная туча быстро заволокла яркий белый овал и на душе у графа стало еще мрачней. Теперь уже приходилось сокрушаться не только из-за луны, но и из-за погоды. Однако нет худа без добра, окно каморки: прикрытое с одной стороны от глаз небольшой угловой стеной не могло быть видно даже из самого запущенного сада ниже, на случай если бы туда забрался какой патруль.

Капитан де Фретте каждого спускавшегося, можно сказать принимал в свои руки и отправлял в общую кучу скопившуюся у угла. Иных оставлял под рукой. Пока все шло организованно без лишнего шума. Двое было отправлено вперед оглядеться. Но дело задерживалось когда спускался перестраховщик или тот, кто откровенно праздновал труса, страшась пугающей темноты внизу и вокруг, кого для действия верхнему спускавшемуся приходилось пинать или наступать на голову. Перестраховщики не боялись ничуть, но от этого степень их вредности не спадала. Каждая поперечная перевязь была у них не только для рук, но и для ног, а это сильно замедляло процесс спуска. Сей процесс полностью останавливался когда слезавший терял равновесие и его ноги заносило в сторону.

На верху в коморке тоже произошел один неприятный инцендент. Уже и людей там оставалось не так уж много, но стоило кому-то посреди запнуться и повалиться назад, повалились другие и Болл, от чего дверь коморки резко отворилась настежь и оттуда из-за порога ногами оставаясь там вывалились вперемежку обои д’Обюссон и де Гассе.

Но как бы то ни было такого больше не повторялось, и буквально через пару минут за д’Олоном осталось буквально несколько человек. Он помог за шкирку наладить спуск старичку д’Оровиллу, как пред ним предстал Франсуа с вышеименованным Боллом.

– Как с ним быть?

– Это кто, Болл?…Я же тебе, дубина, говорил чтобы ты сюда не ходил, а ты что?…Даже и не знаю, что с ним делать?…А ну давайте запихайте ему в рот что-нибудь, пускай слезает.

Его можно было бы оставить здесь связанным, но так выглядело бы менее эффектно, гораздо поразительнее выглядела бы вся бежавшая целиком тюрьма, оставившая после себя пустые камеры с распахнутыми настежь дверями вместо того чтобы закрыть и быть может выиграть несколько минут у посланных лордом Уилтоном / и не оставившая даже тюремщиков. Пока он размышлял над этой презабавной мыслью, спустились Фернандо, Рено и Бажоль. Остальные оставшиеся уже набили рот Боллу чем попало и им д’Олон сказал слазить первыми. Ему еще предстоит спустить своего подчиненного.

Граф де Гассе юркнул вниз довольно быстро, но когда стал слазить Франсуа он сразу почувствовал последствия долгой неподвижной отсидки. Его тело как окостенело и слабо подчинялось на нужные и правильные движения. После перенапряжения вызванного начальным спуском на одних руках он нехорошо почувствовал свое сердце и далее стал спускаться ставя ноги на петли и переводя дух. По нижней части сапога неожиданно звонко хлопнули ладонью и через несколько мгновений он оказался на земле.